О "Значении болезней"

В 1846 году Гоголь написал статью "Значение болезней". В ней много автобиографического. В начала 1840-х годов Гоголь постоянно болел, о чем неоднократно писал в письмах к разным лицам. 20 февраля 1046 года Гоголь писал П. А. Плетневу из Рима: "Тяжки, тяжки мне были последние времена, и весь минувший год так был тяжел, что и дивлюсь теперь, как вынес его. Болезненные состояния до такой степени (в конце прошлого года и даже в начале нынешнего) были невыносимы, что повеситься или утопиться казалось как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение. А между тем Бог так был милостив ко мне в это время, как никогда дотоле" (Гоголь, т. 9, с. 324 – 325). Слова этого письма перекликаются с началом статьи: "Часто бывает так тяжело, так тяжело, такая страшная усталость чувствуется во всем составе тела, что рад бываешь, как Бог знает чему, когда наконец оканчивается день и доберешься до постели ‹…›. Но потом, когда оглянешься на самого себя и посмотришь глубже себе внутрь — ничего уже не издает душа, кроме одних слез и благодарения. О! Как нужны нам недуги" (Гоголь, т. 6, с. 18). Слабость и недостаток сил Гоголь чувствовал еще в начале 1840-х годов. Об этом он писал матери 25 июня 1840 года из Вены, где пытался лечиться: "Я приехал в Вену довольно благополучно назад тому неделю. ‹…› Хочется попробовать новоткрытых вод, которые всем помогают, а главное, говорят, дают свежесть сил, которых у меня уже с давних пор нет". В письме к М. П. Балабиной, написанном в феврале 1842 года из Москвы Гоголь так описывал свое болезненное состояние: "Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужаснув болезнь мою в Вене, а особенно когда я почувствовал то подступившее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетающий в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворялось в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки; наконец, совершенно сомнамбулическое состояние". Один из таких припадков, случившийся в Италии за день до похорон знакомого Гоголю молодого русского архитектора, умершего в Риме от лихорадки, описывал в своих воспоминаниях П. В. Анненков: "Едва только заметили мы друг друга, как Гоголь, ускорив шаги и раздвинув руки, спустился ко мне на площадку и начал с видом и выражением совершеннейшего отчаяния: “Спасите меня, рады Бога; я не знаю, что со мною делается... Я умираю... Я едва не умер от нервического удара нынче ночью... Увезите меня куда-нибудь, да поскорее, чтоб не было поздно... ". Автор воспоминаний отвез Гоголя в Альбано, где он стал покоен. Несмотря на лечение за границей, болезненное состояние не оставляло Гоголя. В мае 1845 года Гоголь просил графа А. П. Толстого отслужить молебен в Париже о его выздоровлении: "Прошу нас просить нашего доброго священника в Париже отправить молебен о моем выздоровлении. Отправьте также молебен о вашем выздоровлении". Трудно точно сказать, в чем состояла тогда болезнь Гоголя. Он чувствовал слабость, "обмирания", "нервические припадки". Зиму 1840 — 1841 годов Гоголь проводил в Риме, где жил на via Sistina на одной квартире с В. И. Пановым, который был для него по воспоминаниям Ф. И. Буслаева, и радушным хозяином, и заботливой нянькой, и, в случае необходимости, секретарем. В. И. Панов с редкой чуткостью понимал состояние Гоголя, о котором писал С. Т. Аксакову: "Его физическое состояние действует, конечно, на силы душевные; поэтому он им чрезвычайно дорожит, и поэтому он ужасно мнителен. Все эти причины, действуя совокупно, приводят иногда его в такое состояние, в котором он истинно несчастнейший человек, и эти тяжкие минуты, в которые вы его видели, мне кажется, были здесь с ним чаще, продолжительнее и сильнее, чем в России". Без сомнения, болезнь Гоголя отражалась на его душевном состоянии, одно было связано с другим. В частности, возможность или невозможность творить сильно влияла на здоровье писателя. Так, в статье "Исторический живописец Ивано"в” Гоголь писал о себе: “Когда, послушавшись совета одного неразумного человека, вздумал было заставить себя насильно написать кое-какие статейки для журнала, это было мне в такой степени трудно, что ныла моя голова, болели все чувства, я марал и раздирал страницы, и после двух, трех месяцев таковой пытки так расстроил здоровье, которое и без того было плохо, что слег в постель…" (Гоголь, т. 6, с. 115). В продолжение этого времени он чувствовал зависимость от своего физического состояния, к нему приходили мысли о смерти: "Но, слыша ежеминутно, что жизнь моя на волоске, что недуг может остановить вдруг тот труд мой..." (Гоголь, т. 6, с. 18). Однако Гоголь пытался отыскать смысл в своей болезни. О себе он писал в статье "Значение болезней": "Самое здоровье, которое беспрестанно подталкивает русского человека на какие-то прыжки и желанье порисоваться своими качествами перед другими, заставило бы меня наделать уже тысячу глупостей". Отыскать этот смысл посланных Богом страданий он желал и своему другу Н. И. Языкову в письме от 15 февраля 1844 года: "Спрашивает ли кто-нибудь из нас, что значат сии случающиеся препятствия и несчастья, для чего они случаются? Часто мы должны бы просить не об отвращении от нас несчастий, но о прозрении, о проразумении тайного их смысла и о просветлении очей наших" (Гоголь, т. 9, с. 223). Гоголю помогали в уразумении смысла его скорбей и болезней творения святых отцов Православной Церкви, которые он читал и переписывал. В его выписках, найденных после смерти, мы находим слова св. Иоанна Златоуста: "Тленное дано нам тело не удя того, чтобы мы страданиями его увлекались к нечестию, напротив, для того, чтобы мы пользовались им ко благочестию. Эта тленность, эта смертность тела послужит для нас, если мы только поведем себя внимательно, источником славы и сообщит нам в оный день великое дерзновение, впрочем, не только в оный день, но и в настоящей жизни", и еще: "Бедствия посылаются за грех человеку" (Гоголь, т. 8, с. 553). Несмотря на все страдания, в письмах Гоголя этого периода звучит глубокая преданность воле Божией. В 1846 году Гоголь писал графу А. П. Толстому: "Я худею, вяну и слабею и с тем вместе слышу, что есть что-то во мне, которое по одному мановению высшей воли выбросит из меня недуги все вдруг, хотя бы и смерть летала надо мной. Да будет же во всем святая воля над нами Создавшего нас, да обратится в нас все на вечную хвалу Ему: в болезни, и недуги, и все существованье наше, да обратится в неумолкаемую песнь Ему!" Гоголь увидел благодаря своей, болезни возможности дальнейшего совершенствования: "Не будь этих недугов, я бы задумал, что стал уже таким, каким следует мне быть" (Гоголь, т. 6, с 10). Ю. Барабаш в книге «Гоголь. Загадка "Прощальной повести"» указывает и на другую причину, побуждавшую Гоголя с благодарностью переносить болезни — "для Гоголя значение болезней ‹…› заключается еще и в том, что перенесенные страдания и наступающее вслед за ними духовное просветление становятся мощным творческим импульсом". Гоголь писал в статье о том, что "ныне, в мои свежие минуты, которые дает мне милость небесная и среди самых страданий, иногда приходят ко мне мысли, несравненно лучшие прежних...". Все это давало Гоголю возможность видеть в своих болезнях милость Божию и за все благодарить Творца. Поэтому в конце статьи это настроение и вылилось в радостные строки: "Слыша все это смиряюсь я всякую минуту и не нахожу слов, как благодарить небесного Промыслителя за мою болезнь".