Перепись 1627-1628 гг. и появление крепостной крестьянской записи

Книги переписи 1627—1628 гг. имели полицейско-финансовое назначение привести в известность, систематизировать и укрепить на местах податные силы, которыми могла располагать казна.
С этой целью ими пользовались по отношению к крестьянам и впоследствии, после принятия Соборного Уложения.
Переписью проверялись действовавшие поземельные отношения между крестьянами и владельцами, разрешались столкновения, спорные случаи; но она не вносила в эти отношения новых норм,
не устанавливала отношений там, где их не было, предоставляя это добровольному частному соглашению сторон. Однако “писцовая записка” по месту жительства давала общую основу для соглашений, регулировала их и косвенно их вызывала. Бродячий вольный хлебопашец, застигнутый писцом на земле владельца, куда он забрел для временной “крестьянской пристани” и за ним записанный, волей-неволей рядился к нему в крестьяне на условиях добровольного соглашения и вдвойне укреплялся за ним как этой писцовой, так и порядной записью. Как ни были разнообразны, запутаны и размыты условия крестьянских записей того времени, в них все же можно разглядеть основные нити, из которых сплеталась крестьянская крепость: это была приписка по месту жительства, ссудная задолженность, действие кабального холопства и добровольное соглашение.
Первые два элемента были основными источниками крепостного права, дававшими землевладельцу возможность приобрести крепостную власть над крестьянином; вторые два имели служебное значение, как средства действительного приобретения такой власти. В крестьянских договорах можно уловить момент перехода от воли к крепости, и этот момент указывает на его связь с общей переписью 1627 г. Самая ранняя из известных порядных с крепостным обязательством относится к 1627 г., когда была предпринята перепись. Здесь “старые” крестьяне помещика заключают с ним новый договор с условием от него “не сойти и не сбежать, оставаться крепкими ему во крестьянстве”. Как у старых крестьян,
у них были определенные, установившиеся отношения к помещику; может быть, по старожильству они и без того уже были безвыходными сидельцами на своих участках, не могли
рассчитаться по полученным когда-то ссудам. В других порядных крестьяне прямо обязываются своему старому помещику быть крепкими “по-прежнему”. Значит, новое крепостное условие было только юридическим закреплением фактически сложившегося положения. Прикрепление к тяглу или к состоянию по месту жительства поднимало вопрос об укреплении крестьянина за владельцем, на земле которого он записан. Готовых норм для этого не было, и их по сходству хозяйственных отношений стали заимствовать из прочих форм - из служилой кабалы или задворной ссудной записи, комбинируя в разных местах различно по добровольному соглашению условия крестьянского тягла
и дворовой службы. К такому смешению разнородных юридических отношений вел перелом, совершавшийся после Смуты в землевладельческом хозяйстве. Прежде предметом сделки между
крестьянином-съемщиком и землевладельцем служила земля под условием выделения доли произведений земли или равноценного ей денежного оброка в пользу землевладельца. Ссуда вовлекала в расчет еще и личный крестьянский труд на землевладельца, барщину, как дополнительную повинность за долг, и даже крестьянское имущество, инвентарь, создававшийся с помощью ссуды. После Смуты условия поземельного учета изменились: опустевшая земля упала в цене, а крестьянский труд и барская ссуда подорожали; крестьянин нуждался больше в ссуде, чем в земле; землевладелец искал больше работника, чем арендатора.
Этой обоюдной нуждой можно объяснить одну запись 1647 г.,
когда крестьянская крепость уже упрочилась и из личной превращалась в потомственную: здесь не крестьянин дает обязательство не уходить от помещика, а помещик обязуется не сгонять крестьянина с его места — иначе вольно ему, крестьянину, от помещика “прочь отойти на все четыре стороны”.
Та же обоюдная нужда со временем под давлением общей переписи 1627 г. превратила крестьянские порядные из договоров
о пользовании господской землей в сделки на обязательный крестьянский труд, а право на труд стало основой власти над личностью. Да и сама перепись была вызвана потребностью казны перенести податное поземельное обложение с пашни на самого хлебопашца. В новом складе хозяйственных отношений стали мешаться прежние юридические состояния: холопы переходили в крестьянство и, наоборот, дворовые принимались за крестьянскую пашню, а пашенные крестьяне делали дворовое дело, и это смешение подготовило почву для окончательного оформления крестьянской крепостной зависимости.