Сниженная (запретная) лексика немецкого языка.

Человек как биологическое существо связан с сексом и отправлением естественных надобностей. Эта его физиология, без которой его существование невозможно, определенным образом отражена в языке. По этико-эстетическим принципам установились запреты на применение того, что считается неприличным. Неприличная лексика есть в каждом языке. И немецкий язык здесь не исключение. В ее применении есть национальная специфика. Существует тематика, которую принято не затрагивать. Являясь областью табуированной, эта лексика представляет собой загадку для многих, особенно для иностранцев, которые в контактах с малознакомыми людьми из другой страны или с теми, с кем существуют лишь официальные отношения, а также при чтении литературы и получении сведений из средств массовой информации, не могут встретиться с нецензурной лексикой и составить себе о ней представление. В настоящее время происходит легализация данной лексики, которая в конце концов идет параллельно с общей демократизацией языка. Что было сильно сниженным, становиться фамильярным (salopp), фамильярное превращается в разговорное (umgangssprachlich), а разговорное переходит в нейтральный немаркированный пласт словаря. Несалонная лексика неоднородна. То, что вызывает отрицательную оценку, может быть представлено словами вполне литературными и нелитературными (разгов., фам., бран., вульг., неценз.). По этическому измерению нецензурная лексика (obzon) занимает последнюю, самую низшую ступень. Его ядро составляют понятия: coire, penis, testes, vagina, vulva, prostituire, anus и их производные. В чем же все-таки притягательная сила данной лексики? Причин здесь несколько. Не в последнюю очередь занимает ее утилитарность, удобство, доступность, простота и даже гибкость. Степень этико-эстетической сниженности способствует интенсификации признака, заложенного в значении слова. С нагнетанием грубости, неприличности повышается степень выраженного словом свойства. Данная лексика может служить эмоциональной разрядки. Расширение сферы действия нецензурной лексики, ее агрессивное повсеместное распространение должно не только вызывать тревогу ревнителей нравственности, но и как явление массовое, оно должно привлечь к себе внимание лингвистов, культурологов, социологов. То, что есть в языке, должно быть собрано и описано. Нельзя отторгать объективно наличествующее. Задача Его объяснить. Нецензурная лексика «во многом абсурдна, натуралистична, сюрреалистична и по своим стихийным «стратегиям» сродни экзистенциализму» [В.Д. Девкин, 1996]. Мир абсурда – это своеобразный вызов надоевшему стереотипу нормы, логики и порядка. Натуралистичность этой лексики в ее обнаженности, бестыжести, преувеличенном интересе к физиологии и всему низменному. Аморальность ее откровенна, искренна, хотя и вызывающа, провоцирующа. Чувства меры она не знает и заходит порой слишком далеко. «Сюрреалистичность» запретной лексики в ее вещной конкретности, зачастую смещенной, искаженной и нелепой. Ошеломляюще необычно и странно стыкующиеся детали изобразительных средств этой лексики свидетельствуют о безудержной фантазии ругателей, в основе своей страшно упрощенной, но тем не менее имеющейся. Почему же ругается человек? С точки зрения психологии существует три причины, которые предшествуют «ругательствам» и вызывают эту реакцию человека. Цепочку этих причин немецкий лингвист Райнхольд Аман представил в следующем виде: