ОРАНИЕНБАУМ

По завоевании побережья Финского залива от шведов Петр Великий почти все лучшие земли роздал
своим приближенным. Любимец его - князь Александр Данилович Меншиков получил самую большую часть
всей завоеванной земли; в эту часть входили два города – Ямбург и Копорье и множество мыз, в числе
которых одна небольшая финская деревушка напротив Кронштадта, на берегу Финского залива при реке
Карости (по-фински означает "слободка") . Возвышенное положение, на котором стояла деревушка,
понравилось Меншикову, и в 1714 году он здесь заложил загородный дом, развел при нем большой сад с
фонтанами, водопадами, оранжереями, зверинцем, назвав усадьбу Ораниенбаумом (оранжевое, т.е.
апельсиновое дерево) . Есть предание о том, что при первом прибытии сюда русских было найдено
оранжевое дерево.
Дворец Меншикова стоял на возвышенной террасе, каменные палаты князя состояли из главного
корпуса и двух павильонов, соединенных с ним крутыми полукруглыми колоннадами. По другим рассказам,
павильонов не было; в одном из павильонов была домовая церковь, другой носил название Японской залы.
Зала, по некоторым сведениям, построена в 1756 году, а церковь, как утверждают еще позже. Сам же дворец
построен в 1710-1727 гг. архитекторами Д. -М. Фонтана и Г. -И. Шеделем. Позднее в 1728-1743 его частично
перестроили М. Г. Земцов, И. А. Мордвинов, П. М. Еропкин, И. К. Коробов. Внизу лежали болота, поросшие
ольхой и камышом, сообщения с морем не было, низменный, болотистый, покрытый высокой травой берег
тянулся на версту.
Для устранения этого неудобства Меншиков прорыл канал к морю. Существует предание, что как
заложение усадьбы, так и прорытие канала было сделано князем по просьбе Екатерины I. Император Петр
Великий, любя морские прогулки, часто в небольшом судне пускался в Кронштадт в бурную погоду;
расстояние последнего от Петербурга неблизкое. Государыня, имея в виду опасность от таких частых
прогулок, упросила Меншикова построить дом на пути к Кронштадту, зная, что Петр непременно будет
заезжать к своему любимцу и от него уже будет возвращаться берегом на лошадях.
Канал, по преданию, сделан в три дня, в работах участвовало более девяти тысяч крепостных
крестьян Меншикова. Когда государь по нему проехал, то сказал: "Дело знатное, хотя, должно быть, немного
и коштовато". По преданию, ижорский князь не любил скупиться, когда дело требовало издержек. Император
сам не любил роскоши, но любил блеск и пышность у других и поощрял эту страсть.
В частной жизни своей царь был образец строжайшей умеренности, одежда его обыкновенно была
самая простая: летом кафтан из толстого сукна, темного цвета, фабрики купца Серикова, тафтяной камзол,
цветные шерстяные чулки, башмаки на толстых подошвах и высоких каблуках с медными или стальными
пряжками, на голове треугольная поярковая шляпа или черный бархатный картуз. Зимою тот же наряд, но
вместо бархатного картуза носил он шапку из калмыцких барашков; вместо суконного кафтана надевал
другой, из красной материи, передние полы этого кафтана были подбиты соболями, а спинка и рукава –
беличьим мехом; вместо сапог носил мехом вверх мягкие, шитые из северного оленя ичиги.
Царь неохотно менял свой костюм и даже в бытность свою в Париже при пышном дворе молодого
Людовика XV не изменил наряда. Петр, приехав туда, заказал себе только новый парадный парик, и когда
ему принесли его, то он обрезал парик наполовину, по мерке своего старого. Наряд Петра после его отъезда
из Парижа вошел у парижан в моду под названием "habit du tzar" или "habit du farouche" ("Платье царя"; "платье
дикаря") . Государь любил одеваться парадно только при спусках кораблей. На этих торжествах царь был в
богатом, шитом золотом адмиральском мундире и в андреевской ленте. Когда в день коронации Екатерины,
она поднесла царю голубой гродетуровый кафтан, шитый серебром, царь взял его в руку и слегка тряхнул им,
отчего несколько канители осыпалось на пол.
- Смотри, Катенька, - сказал он ей, указывая на упавшие блестки, - слуга сметет это вместе с сором, а
ведь здесь с лишком дневное жалованье солдата.
Петр ездил летом в длинной одноколке, выкрашенной в красную краску, на низких колесах, парою.
Зимой – в санях в одну лошадь, с двумя денщиками. Ел царь очень мало и не был разборчив на пищу.
Любимые блюда его были: каша, щи, студень, ветчина, жареная утка, молодой редис. Петр не терпел
многочисленной прислуги, лакеев он называл шпионами, которые худо слышат, еще хуже пересказывают.
Царь говорил Ивану Неплюеву, определяя его во флот: - Трудиться надобно, братец, я и царь ваш, а у меня на
руках мозоли! Кто из вас хочет быть первым, тот будь всем слуга!
Действительно, Петр Великий был для всех слуга, для самого последнего из подданных: он тонет –
сам царь бросается в пучину его спасать; у него болит зуб – царь сам выдергивает его и лечит. Петр Великий
не терпел церемониальных приемов и возложил на Меншикова угощение вельмож своих и министров
иностранных.
Такие обеды Меншикова в торжественные дни состояли из двухсот кушаньев, которые
приготовлялись лучшими французскими поварами и подавались на золотом сервизе. Меншиков имел своих
камергеров, камер-юнкеров и пажей из дворян, последние числились в гвардии сержантами. Меншиков
ездил в городе с необыкновенной пышностью, в золотой карете, сделанной наподобие веера, на низких
колесах, с золотыми гербами на дверцах и большою короною на империале, запряженной шестью лошадьми.
Сбруя их состояла из малинового бархата с золотыми и серебряными украшениями. Впереди шли скороходы
и лакеи в богатых ливреях, потом ехали музыканты и пажи верхами в синих суконных и бархатных кафтанах
с золотыми позументами по швам; у кареты шли шесть камер-юнкеров, из которых один держался за ручку
дверец; отрядом драгун заключалось княжеское шествие.
Ораниенбаум был любимым загородным дворцом Меншикова – здесь в эпоху своего могущества он
давал великолепные празднества для высочайшего двора.