Этическая сторона лжи

Как пишет Ю.М.Лотман, “норма и ее нарушения не противопоставлены как мертвые данности. Они постоянно переходят друг в друга. Возникают пра¬вила для нарушения правил и аномалии, необходимые для нормы” (Лотман, 1975: 26). Данный тезис может быть проиллюстрирован и законом взаимопро¬никновения, согласно которому понятия-антиподы инь и ян взаимопроникают друг в друга, а их единство представляет истину. Каждый из модусов содержит в себе зародыш своей противоположности. Выделяемые философами две разновидности доктринальности и назида¬тельности этики позволяют говорить о двух сторонах этики: жесткой (этика Моисея) и мягкой (этика Аристотеля). «В этике человек ищет не столько опоры, сколько подтверждения (и санкции) своих сомнений, а еще точнее, он ищет но¬вое понимание морали, раздвигающее привычные горизонты достойного пове¬дения» (Гусейнов, 1996: 179). Именно поэтому человеку свойственно оправды¬вать многие поступки, осуждаемые в рамках жесткой этики. Ложь, неправда ха¬рактеризует субъекта речи как совершающего действия, противоречащие нор¬мам речевого общения (ср. максиму качества Грайса). Однако нередко ложь по¬лучает этическую санкцию, поскольку считается, что ложь иногда может быть использована во благо. Во имя самых гуманных интересов может ли быть использована самая пустяковая ложь? Разве недопустима ради сотворения большей правды малень¬кая, конкретно необходимая ложь? - задается вопросами герой романа «Визит к Минотавру» (Вайнеры, ВМ). Для благословенной легализации механизма оправдания лжи и ее исполь¬зования, ложь должна быть интерпретирована как орудие добра. Обман во благо (святая ложь)/white lie мотивируется альтруистическими соображениями, не противоречит общечеловеческим ценностям и может быть интерпретирован как совпадение интересов агента и реципиента лжи/обмана. В этой связи следует подчеркнуть, что речь идет не о нравственном оправ¬дании лжи/обмана в целом, а об этической аргументации, позволяющей оправ¬дывать отдельные формы и случаи, прибегая к помощи мягкой этики. По сути, этическое понятие лжи оказывается изначально двуликим, двойственным. В од¬ной проекции ложь является злом, в другой - благом. В случаях «святой лжи» этическая ценность поступка уступает утилитарной характеристике результата. Соотношение неприятия/оправдания лжи будет видно из анализа паремий (см. главу 2). При констатации имевших место лжи и/или обмана происходит совме¬щение алетической и деонтической модальностей. Когда говорят «Х сол¬гал/обманул», указывают на факт совершенного (речевого) действия, а также на нарушение им этической нормы. При уличении Х во лжи значения ложности (оценка качества суждения с точки зрения истинности) и лжи (этическая оценка поведения) сливаются воедино. Но, в отличие от истинностной оценки, устанав¬ливающей качество суждения и исключающей дистанцирование на шкале, любые аномальные, ненормативные действия, в число которых входят ложь и обман, измеримы на этической шкале, маркирующей отстояние от некой нормы. Пассивная ложь (факт молчания), будучи сознательно ненормативным действием человека, также подлежит этической оценке - стыдно/некрасиво/безнравственно молчать, при этом этическая оценка, как отмечает Н.Д.Арутюнова, ставится над утилитарной (Арутюнова, 1994: 109). Молчание вместо говорения, как уклонение от обязанностей, отступление от нравственных предписаний, с позиций жесткой этики в социальном контексте и в бытовом общении квалифицируется как ненормативное и приравнивается к от¬рицательной акции - лжи. Деонтическая (нормоустанавливающая) модальность амальгамируется с оценочной в лексемах, описывающих поведение типа: Он скрывал от Люли свою заботу о домашних. Скрывал, а значит врал (Токарева, НЧ). Уже давно высказываются предположения о том, что высшее руководст¬во многих стран располагает информацией о надвигающихся природных катак¬лизмах. Однако ее сознательно замалчивают и даже скрывают от простых смертных... (АиФ, сентябрь, 1998) Оценка имплицируется деонтической модальностью: «запрещено скры¬вать правду». Молчание с позиций умеренной, мягкой этики не осуждаемо столь сурово. «О недействии не судят, поскольку не судят за недействие» (Арутюнова, 1995: 20), оно не нарушает запретов: молчал, но не лгал. Таким образом, молчание как пассивная ложь получает определенное место на аксиологической шкале: с точки зрения жесткой этики - явно негативная оценка, с точки зрения мягкой - поло¬жительная. Если истинностная оценка, по мнению Н.Д.Арутюновой, выражается пре¬имущественно грамматически, то этическая - лексически. «Для того, чтобы су¬дить и осудить или оправдать, нужно не только установить факт совершения не¬нормативного поступка, но и его квалифицировать, т.е. подвести под тот или другой вид санкционируемых действий. Иначе говоря, ненормативные действия должны быть поименованы» (Арутюнова, 1995: 22). Таким образом, аксиологи¬ческие основы утилитаризма, в частности принцип наибольшей полезности, до¬пускает моральную легализацию лжи/обмана при условии действительной полез¬ности последних.